Екатерина II без ретуши - А. Фадеева

Из книги «Екатерина Великая» Анри Труайя:

Условия вольного найма оговариваются весьма откровенно и даже цинично. Процедура восхождения предполагает элементарные меры предосторожности. Кандидата подбирает Потемкин, и если императрица одобряет, молодого человека приглашают во дворец, где медик Ее величества, англичанин Роджерсон, осматривает его тщательнейшим образом. Затем его представляют графине Брюс, та осторожно беседует с ним, чтобы проверить умственные способности, культурный уровень и характер. И наконец, та же графиня Брюс подвергает кандидата более интимному испытанию, дабы проверить его физические способности.

К. Валишевский

Фаворитизм в России был в общих чертах таким же, как и везде, но только благодаря своему чрезмерному развитию в царствование Екатерины он принял своеобразный отпечаток. На этот раз на престол вступила женщина, способная перешагнуть все общепринятые границы; она, как и Анна и Елизавета, имела фаворитов, но ее темперамент, характер, наклонность все преувеличивать и все ставить на карту придали этому традиционному порядку, или, лучше сказать, беспорядку, необычайные размеры. Анна сделала из конюха Бирона герцога Курляндского; Екатерина из Понятовского – короля Польского. Елизавета удовольствовалась двумя официальными фаворитами – Разумовским и Шуваловым, Екатерина насчитывала их дюжинами. Это еще не все; ее ум был не только чрезмерным, переступившим принятые границы, но это был ум властный, самодовлеющий, презирающий установленные правила и возводящий в правила или в законы свои собственные наклонности, волю, даже – каприз. При Анне Иоанновне и Елизавете Петровне фаворитизм был только прихотью – при Екатерине же он становился чем-то вроде государственного учреждения.

Из «Секретных записок о временах царствования Екатерины II и Павла I» Шарля Франсуа Филибера Массона:

Поистине замечательной чертой характера Екатерины является то, что ни один из фаворитов не навлек на себя ее ненависти или мщения; между тем многие оскорбляли ее, и не всегда она покидала их первой. Ни одного из них не наказывали, не преследовали: те, кого она лишала своего расположения, уезжали за границу и там выставляли напоказ ее благосклонность, проматывали ее сокровища, а потом возвращались в отечество, чтобы спокойно наслаждаться ее благодеяниями. Между тем их ужасная любовница могла бы их уничтожить. Безусловно, Екатерина оказалась в этом случае выше всех распутных женщин, которые когда-либо существовали. Чем это объяснить: величием души или недостатком страсти? Быть может, она имела одну лишь плотскую потребность и никогда не любила по-настоящему; быть может, она еще уважала в своих любовниках ту благосклонность, которой сама их удостоила. Далекая от того, чтобы истреблять их после того, как они отслужили свое, она предпочитала видеть в них трофеи своих подвигов и удовольствий.

Часть IV

Бремя государственной власти

Из монографии «История Екатерины Второй» Александра Густавовича Брикнера:

Современники уже в самое первое время царствования Екатерины удивлялись ее рабочей силе. Рассказывали, что она вставала в 5 часов утра и тотчас же начинала заниматься делами. Миних замечает, что императрица работала иногда по пятнадцати часов в день. На пятый или шестой день по своем восшествии на престол императрица присутствовала в Сенате, которому приказала собираться в Летнем дворце, чтобы ускорить течение дел. Сенат начал с представления о крайнем недостатке в деньгах. Екатерина отвечала, что употребит на государственные нужды собственные комнатные деньги, что, принадлежа сама государству, она считает и все принадлежащее ей собственностью государства, и на будущее время не будет никакого различия между интересом государственным и ее собственным. Редко в такой степени, как у Екатерины, усидчивость труда при исполнении монархических обязанностей была связана с чувством ответственности пред народом и государством; но в то же время редко в такой мере, как у Екатерины, встречались оптимизм, уверенность в успехе, вера в собственный талант и некоторую непогрешимость.

Из «Истории и анекдотов революции в России в 1762 году» Клода Карломана Рюльера:

Все государи наперерыв искали ее союза, и один только китайский император, обширные области которого граничат с Россиею, отказался принять ее посольство и дал ответ, что он не ищет с нею ни дружбы, ни коммерции и никакого сообщения.

Из «Секретных мемуаров, относящихся к кабинету в Санкт-Петербурге» Джона Бёкингхэмшира:

Люди, наиболее часто бывающие в ее обществе, уверяют, что ее внимание к делам невероятно велико. Она постоянно думает о благополучии и процветании своих подданных, о славе своего царствования, по всем вероятиям, ее заботою репутация и могущество России будут поставлены на такую ступень, какой никогда еще не достигали, если только она не будет слишком увлекаться взятыми издалека и непрактичными теориями, которые чересчур охотно могут внушать ей заинтересованные или невежественные люди.

Из «Истории и анекдотов революции в России в 1762 году» Клода Карломана Рюльера:

Учредив порядок во всех частях государства, она поехала в Москву для коронования своего в соборной церкви древних царей. Сия столица встретила ее равнодушно – без удовольствия. Когда она проезжала по улицам, то народ бежал от нее, между тем как сын ее всегда окружен был толпою.

Л. Н. Энгельгардт:

Государыня не очень жаловала Москву, называя ее к себе недоброжелательною, потому что все вельможи и знатное дворянство, получа по службе какое-либо неудовольствие и взяв отставку, основывали жительство свое в древней столице, и случалось между ними пересуживать двор, политические происшествия и вольно говорить. Как Москва старинный город, то улицы ее не прямы, строение старое, не по новому вкусу архитектуры: близ огромного дома бывали хижины. Государыня спросила на другой день после своего прибытия английского министра Фиц-Герберта с насмешливым видом:

– Ну, как вам нравится мой славный город Москва?

– Ваше величество, в целом мире нет города, который может равняться красотой Москве.

– Это что, ирония?

– Нет, ваше величество, это чистая правда. Я в Москве ничего не видел; но я видел дворцы, которые не подавляют стоящих рядом хижин.